Его все называют Колей, хотя ему под семьдесят. Неприметный, невысокий, худой – кожа да кости, нос картошкой, глаза серые, русые волосы. Типичный представитель героического русского народа из сибирской глубинки. О таких говорят: мал золотник, да дорог, мал да удал, и еще: весь в корень пошел. Последнее - это уж точно. Жену он выбрал дородную, статную, смуглую красавицу с широкими бедрами и высокой упругой грудью из природного материала (это вам не силикон). Сколько кулачных боев выдержал Коля из-за своей Маши – Дульцинеи. Одного их воздыхателей взял хитростью: заманил в амбар с зерном, якобы на свидание с Машей, и отметелил вожжами.
Неудавшийся любовник даже не догадался, кто его так расписал. Отлежавшись, обходил избранницу десятой дорогой. Со вторым было посложней. Здоровый детина, внешне напоминавший Илью Муромца, на танцах движением мощной руки оттаскивал всех желающих повальсировать с пышнотелой красавицей. Его надо было брать измором. Михаилу даже в голову не приходило, что щупленький Николаша может быть его соперником. Вот и смотрел он на него , как Гулливер на лилипута. Но большой рост – это еще не признак большого ума. И Коля это доказал. Войдя в доверие Михи- большого, Коля маленький подсказал ему рецепт (продукт собственной фантазии) , как приворожить приглянувшуюся девушку. Полный радужных планов Миха, сгорал от нетерпения:
-Ну, давай скорей свой рецепт. Выгорит – поллитра с меня.
- Так вот. Тут может помочь только трава – полынь. Причем, рвать не у дороги, не во дворе, а за речкой, у оврага. Берешь пучочек зелья, делишь на равные половинки и, оторвав подошвы от сандалий, аккуратно закладываешь под них полынь. Потом башмаки приводишь в порядок и ходишь так месяц, пока трава не превратится в сено. Одно непременное условие: к Маше в течение месяца ни на шаг не подходить.
- И ты думаешь, сработает?
- Вот те крест! Мои папка с мамкой уже давно в сырой земле, а жили душа в душу. И все она - полынь…
Миша сделал все по рецепту, но пока усыхала трава, маленький выдумщик Коля посватался к Маше, и та не отказала. Она и впрямь полюбила его - честного, веселого, доброго. Ни разу он не пришел к ней без подарка. Тракторист он был отменный, но деньги в колхозе на трудодни не платили, по- разному жених исхитрялся: кому их соседок – вдовушек жерди из лесу привезет, кому подпол починит, кому колодец выроет. Хозяюшки его не обижали. А условия у Коли были свои. Рюмку выпьет – не побрезгует, и все, а за работу то косынку шелковую выпросит, то колечко с прозрачным камешком, то цветы из сада. И все нес своей любимой.
Жить в колхозе было трудно. Детки один за другим пошли. Собрался Коля в один из Биробиджанских колхозов на заработки. Маша до рассвета глаз не сомкнула, маялась, все пыталась рассказать что-то. Наконец, решилась:
-Коль, а, Коль, че скажу тебе. Я ведь по паспорту русская, а бабушка и мама мои – еврейки…
- Да я уж давно знаю. Мне бабка Пелагея по секрету нашептала, что мама твоя не Райка вовсе, а Рахелька. Пусть ей земля пухом будет! Чего ты слезы льешь? Во какую красавицу она народила! А мне какая разница? Все мы – люди советские. А в Биробиджане свои будем: там же одни евреи.
Машино сердце растаяло. Неказистый Колюшка был ей мил да люб: зубы белые, ровные, улыбка – открытая. Руки сильные. Даже поднять мог свою женушку. А уж за работу брался за любую. Детей своих хоть и видел редко, любил и баловал. Из карманов он, как фокусник извлекал то леденцы, то бублики, то свистульку, то пупсика – голыша.
Чтобы забрать семью, пошел Коля работать на железную дорогу. Выделили ему в бараке большую комнату, он ее своими руками отремонтировал, поставил перегородки, сам сплотничал стол да табуретки, а кое-что и от добрых людей получил в подарок. И вот уже бьется огонь в буржуйке, картошка в одежке с килечкой на столе, бутылочка первача. Вся семья в сборе.
В любви и согласии, в работе, делили радости и тревоги. Ни разу Коля не обидел свою любимую, ни разу не поднял на нее свою руку, как это принято было в деревнях. Скарб лишний не наживали. Переезжали с место на место, искали, где посытней и больше платят. Пожили возле Амура – батюшки, на Чукотке, и вернулись в Биробиджан. А тут и перестройка подкатила. Никогда не унывающий Коля днем не выпускал свой тракторец из рук. А когда домой приходил, черный от мазута и усталости, тут уж Машина очередь наступала побаловать его. Наваристые щи, пельмени, гора блинов, замороженное сало аппетитными ломтиками. Ох, и готовила вкусно! Моторная была, все успевала. Деток настрогали шестерых, и росли они, как грибы. Ладные, норовистые, наливались силой, к работе привычные. Было с кого пример брать.
Как-то по дворам весть разнеслась: Коля с трактором перевернулся! Ух, и бежала Маша, не останавливаясь, на одном дыхании. Не чаяла своего живым увидеть. А дело так было: вез Николай силос в коровник на прицепе, а бабоньки сидели сверху на брезенте. Осень размыла дороги. На одном из ухабов тряхануло так, что прицеп оторвался и полетел в канаву. Пассажирок вместе с силосом выкинуло на дорогу, и все остались живы. Но страху натерпелись. На Николая даже дело завели, но телятницы хором доказали председателю, что нет на нем вины.
Шли девяностые годы. Как-то пришло Марии письмо от дальних родственников. Конверт длинный, марки нерусские. Почтальон повертел в руках и говорит:
- Ну, Машка, скоро ты в Израиль укатишь.
И как в воду глядел. К этому времени евреи с высочайшего разрешения государства ринулись кто куда. Коля и его семья не ощущали происков антисемитов, жили не то, чтобы в достатке, но не голодали. И все-таки решили ехать. Николай с детства мечтал увидеть разные страны, а тут на тебе, оформляй документы и лети: к пальмам, к морю, к вечному солнечному теплу. Собирались недолго. И вот уже сверкает огнями Бен – Гурион, птицы поют обалденно, цветы вокруг неземной красоты. Одним словом – Рай!

С первых дней взял Николай в руки метлу, благо, не привыкать, Маша за старушкой приглядывала, дети подъезды драили, в больнице «Бейлинсон» санитарили. Живут дружненько и весело. Все им тут нравится: и страна, и люди, и климат подходящий после Севера, и работа не в тягость. С ивритом трудновато для старшего поколения, а дети, внуки, как на своем родном чешут. «Все смешалось в доме Облонских»: русские невестки, еврейские зятья. А любовь, как израильское солнышко, не дает успокоиться, прибавляет силы, желания. Не нарадуются Николай да Марья, не понимают недовольных:
- Пособие идет. Приехали сюда на все готовое, пальцем о палец не ударили, страну из руин не поднимали, камень не долбили, дома не строили, а денежки платят. Есть желание потрудиться – и подработать можно. В выходные расслабуха: в лес, на море, по городам да весям. Всей семьей.

Ада Ничпальская